...Я вернулся в свое родное четырехэтажное общежитие, в родную пятиместную комнату, что была удобно расположена на первом этаже, потому что ее большие просторные окна не только пропускали внутрь дневной свет, но и нас, кто нередко возвращался домой поздно ночью, когда двери общежития были уже наглухо закрыты.
Впрочем, и днем мы тоже частенько проникали в свою комнату не через двери, а через окна, чьи стеклянные души были всегда для нас раскрыты настежь.Мы жили здесь впятером, “коммуной”, то есть питались вскладчину. Стипендии, конечно, не хватало, и многим приходилось подрабатывать - кому где.
Я, например, пристроился кочегаром в самом пекле советской власти - в обкоме партии. Через ночь отапливал обкомовские кабинеты. Чуть температура снизится, уже звонок сверху - поддать жару.
Для меня студенческая жизнь – это будни, которые сейчас, на расстоянии, воспринимаются, как праздники.
Обычно в сентябре нас отправляли в колхозы на уборку картофеля. Таких сентябрей на мою долю выпало немало.
Стараюсь думать о чем-нибудь приятном.
Вспомнилась деревушка по имени Сосновка, куда нас, студентов, недавно погнали на уборку картофеля. Сидим на бревнах у небольшой церквушки, ставшей по воле начальства амбаром. Хороший сентябрьский денек. Бабье лето.
И вдруг дружок мой, Сережа Бубнов, который отличался от всех нас тем, что умел заразительно смеяться и без труда завоевывать дамские сердца, толкает меня локтем под бок:
- Смотри, смотри!
Метрах в тридцати-сорока от нас, через дорогу по направлению в библиотеку шла в голубом платье, на высоких каблуках гордая, юная и таинственная незнакомка. Не помню, о чем я подумал тогда, но сердце мое, как говорится, екнуло.
- Ни-че-го, - сказал я,- балов на десять-одиннадцать тянет.
- Да ты что?- возразил Сергей,- явно больше.
Была у нас такая игра - каждую женщину оценивали в балах. Самая красивая - пятнадцать балов. Обычной наружности - четыре-пять балов. Хорошенькая - шесть балов. Редко кто получал семь-восемь балов. Десять балов получали только избранные.
Высшей нашей оценки удостоилась тогда лишь одна женщина - Джина Лоллобриджида, после того как мы увидели фильм с ее участием. Тут уж вся наша мужская часть студенческой группы - пять человек - единодушно проголосовали за пятнадцать балов.
И вдруг - эта незнакомка в голубом. Из какой-то никому не ведомой Сосновки - чуть ли не уральская "Джина Лоллобриджида".
Сережа, радостно потирая руками в предвкушении чего-то приятного, решительно заявил:
- Ребята! Я первый! Тут нужна, что называется, разведка боем, сказал он, хитро улыбаясь.
И быстро пошел в сторону незнакомки. Недавно он уже успел познакомиться с одной местной красоткой и, надо сказать, небезуспешно.
В минуту откровения, когда мы с ним изрядно подвыпили, он мне признался как-то, что у него на счету уже около двух десятков побед (врал, конечно), а главные победы, как он думает, еще впереди.
Возвращался Сережа из разведки не спеша, вразвалочку, мы наблюдали за ним, по-прежнему сидя на сосновых бревнах. Солнышко клонилось к закату, горизонт покрылся багрянцем, да и у нашего Дон Жуана щечки тоже подрумянились.
- Хоть что-нибудь удалось разведать?- спросил я, поддерживая армейский стиль разговора.
- Самую малость. Работает библиотекаршей, а вокруг нее аборигены стаями вьются.
- Как выглядит с ближней дистанции?- спросил я.
- Двенадцать-тринадцать балов, не меньше,- без колебаний ответил “разведчик”.
- Твой черед идти в разведку,- предложил мне Сергей Бубнов.
- А почему бы и нет?
Я встал с насиженного бревна, отряхнулся и направился в сторону одноэтажного домика с неказистой вывеской на фронтоне - “Библиотека”. У крыльца несколько парней подозрительно покосились на меня, выпуская кверху колечки папиросного дыма.
- Здравствуйте, синьорина,- сказал я, обращаясь к юной девушке, когда вошел в книжное помещение.
- Это правда, что вас зовут Джина Лоллобриджида?
- А вы разве сомневаетесь? - последовал неожиданный ответ.
- Нисколько,- соврал я.
- У синьора есть какое-нибудь дело?- поинтересовалась “кинозвезда”.
- Да, синьорина. У меня к вам серьезное дело. Хотел бы записаться в библиотеку и стать постоянным вашим читателем сроком на один месяц. Возможно ли такое?
- Нет,- ответила юная "Джина Лоллобриджида",- невозможно,- лицо ее покрылось румянцем и она добавила: - во всяком случае в течение нескольких дней, пока библиотека будет закрыта на переучет, а потом - милости просим можете приходить и записываться, но только без меня. Я передаю свои полномочия другой работнице.
- А почему так? - искренне удивился я.
- Так надо,- сказала она весело, поправив на лбу мальчишескую челку.
- Большой секрет?- допытывался я.
- Никакого секрета. Просто через два-три дня я уезжаю. Насовсем. Вот и все.
- Нельзя ли узнать, почему?
- А потому что в нашей замечательной Сосновке кроме сосен больше ничего замечательного нет,- она улыбнулась открыто, доверчиво и как-то совсем по-детски. Посмотрела лукаво на меня и в свою очередь спросила:
- Вопросы еще есть?
- Есть. Куда едет очаровательная синьорина, ежели не секрет?
- Не секрет. Туда, где березы, - ответила она,- в Челябинск.
- О-о!- обрадовался я,- почему бы там не встретиться?
- Зачем? - удивилась она.
- Березки покажу.
- Тогда можно,- и снова улыбнулась.
Я быстро написал на клочке бумажки адрес своего общежития с номером телефона вахтерши и передал ей на случай, если больше не увидимся.
- Что это?- не поняла она.
- Мой адрес,- сказал я.- Вдруг пригодится.
Она поблагодарила меня кивком головы.
Я открыл дверь и вышел…
Ни библиотеки, ни Сосновки - темень сплошная. Одни деревья вокруг да ветер.
Много, конечно, воды утекло за эти полгода, но та, кому я полушутя-полусерьезно присвоил имя или даже звание "Джины Лоллобриджиды", - постоянно являлась моему воображению в образе Прекрасной Незнакомки.
И вот воскресным майским утром отправился я к ней, к той самой Незнакомке.
Во чтобы то не стало, разыскать её. И как мне сказали, что живёт она где-то по улице Передовой.
Да-да, улица Передовая. А где именно, не знаю.
“Значит, не судьба”,- подумал я, ступая по лесной тропинке мимо зазеленевших березок в Никольской роще.
Весна на Урале капризная и ведет себя каждый год по-разному: то по-осеннему, то по-зимнему, иногда даже по-летнему, что бывает, правда, нечасто.
А тут день выдался чисто весенний. Я узнал его по особому, только ему присущему запаху. И звуки отовсюду - тоже весенние. Птицы сходили с ума, переговаривались, ссорились, что-то доказывали друг другу на своем пернатом языке. Во всем чувствовалось обновление.
Так хотелось встретиться с Незнакомкой.
А вот и трамвайная остановка с деревянным навесом и несколькими скамейками внутри, из прочных реек сколоченных, под морскую тельняшку выкрашенных.
Рядом столб с вывеской. Смотрю - и глазам своим не верю. Синего цвета на сером фоне большие буквы.
Читаю: «Улица Передовая»! Та самая!
“Это же надо!”- сказал я себе и поправил съехавшую набекрень шляпу.
Тут вдруг меня осенила идея - а не прогуляться ли по этой улочке? Чем черт не шутит?
Тогда - в путь!
Часа два с половиной потребовалось мне, чтобы совершить путешествие по незнакомой улице с бодреньким названием -Передовая.
Цепочка шестиэтажных кирпичных домов. Молоденькие тополя вдоль пыльного тротуара.
Домов-то не так уж и много, десятка два-три. Повернул обратно. С надеждой вглядываюсь в лица прохожих. А вдруг?
Сколько еще часов мне надо слоняться по этой самой улице и почему она, такая пыльная и грязная, называется Передовой?
Не знал я тогда, конечно, что буду приходить на эту дальнюю улицу как на работу - каждое воскресенье, в течение двух или трех месяцев, скрывая от своих друзей по общежитию.
После года учебы, мы разлетались кто куда - в родительские гнезда, в основном.
Я лично уезжал на Украину, в небольшой городок, неподалеку от Киева, куда из деревни на постоянное жительство перебрались мои родители.
За неделю до отъезда решил попытать счастье в последний раз. Какая-то неведомая сила все же влекла меня туда, на ту трамвайную остановку с деревянным навесом и двумя скамейками, сбитыми из реек, на ту самую улицу, которая находилась где-то на задворках города, у черта на куличках...
Плюнуть бы и забыть, которую видел-то всего один раз, да и то мельком, в сельской библиотеке, когда ей было явно не до меня. И все. И вся любовь. Ан, нет же. Чуть ли не год целый сидит она у меня в печенках, заноза эта. И не выплюнуть и не избавиться.
Бывало со мной, конечно, и раньше такое, волнение непонятное. Но как-то проходило незаметно. А тут влип, что называется, по первое число и отлипнуть уже нет мочи.
Первая любовь, может? Как бы не так. Была уже первая. Боготворил ее даже. Сокурсницу по институту встретил. Необыкновенную, конечно. И имя у нее было необыкновенное. Чеховское. Тут я на крючок и попался. Уже одного имени мне хватило, чтобы на стихи чувственные изойти и рожать их ежевечерне по нескольку штук за один присест. Почти два года длилось мое бурное стихопомешательство. А она глядела в другую сторону, встречалась с другим стихотворцем, которого звали так же, кстати, как и меня, и который так же, кстати, как и я, играл на скрипке, но который свою основную партию сыграл лучше меня.
Я всегда говорил, что закон компенсации существует в природе. Если вам не повезло сегодня, то обязательно повезет завтра. Разве не так?
И я усиленно стал обходить все дома, каждые подъезды, каждые квартиры на этой улице, пока не нашел свою Тамару.
К счастью, у этой встречи оказалось долгое, счастливое продолжение.
Комментариев нет:
Отправить комментарий